«ЗАВОДОУКОВСКИЙ КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ»

Ермачкова Е.П.
канд. ист. наук,
преподаватель
ГАПОУ ТО
«Заводоуковский
агропромышленный техникум»

И на Тихом океане свой закончили поход

(о судьбе партизана Гражданской войны А.О. Власова)

Впервые темой партизанского движения времён Гражданской войны я заинтересовалась, когда работала с документами Тюменского государственного областного архива, рассказывающих о тяжёлом периоде истории нашей страны – раскулачивании и репрессиях 1920-1930 годов. В начале 1930-х, в период массового поиска врагов народа, сибиряки с некоторой долей недоверия стали относиться к тем, кто участвовал в Гражданской войне. В списки репрессированных попадали не только зажиточные крестьяне, но и вчерашние герои, чем-то провинившиеся перед начальством или соседями.

Список красных партизан Заводоуковского городского округа

по состоянию на 1933 год.

Зайцев Г.С.,
канд. ист. наук,
директор Центра региональных
справочных  изданий ТюмГУ

В 2018 году исполняется несколько значимых и трагических для нашего Отечества юбилейных дат. Во-первых, 100 лет со дня окончания Первой мировой войны (1914-1918), 100-летие расстрела Царской семьи и 100-летие начала Гражданской войны. Именно эти события повлияли на весь мировой исторический ход развития общества, и, в первую очередь, России. В этих событиях активное участие приняло и казачество, которое на протяжении многих веков играло особую роль в судьбах народов России. К 1917 году казаков, вместе с семьями, было 4 млн. 434 тыс. человек, в 11-и казачьих войсках. В Якутии дислоцировался Якутский казачий полк МВД [1, с.10-11].

Бывший Атаман Всевеликого Войска Донского, генерал от кавалерии, русский писатель П.Н. Краснов писал: «Одиннадцать казачьих Войск – одиннадцать жемчужин в блистательной короне Российской Империи. Три городовых казачьих полка – три бурмицких зерна Белого Царя. …У каждого своя история, - у кого уходящая в даль веков, к истокам земли Русской, у кого недолгая, молодая жизнь искусственно продвинутых «на линию» полков; - все покрыты неувядаемой славой походов и боёв, сражений и побед» [15. С.248].

Особенно стоит сказать о Сибирском казачьем войске (СКВ). Именно оно сыграло определённую роль в восстании 1921 года. Сибирское казачье войско располагалось узкой полосой от границ города Оренбург до реки Иртыш, и территориально включало Акмолинскую и Семипалатинскую области, Бийский и Змеиногорский уезды Томской области (Бийская, Имамская, Иртышская, Бухтаяминская, Приногорьковская линии). К 1910 году население СКВ составляло 155 683 человека, из них мужского пола 77 443, женского пола 78 240 [5, С.73;314].

Революция, Гражданская война раскололи казачество на два непримиримых лагеря. А. И. Солженицын в телевыступлении высказался об этом однозначно: «Не скажу - ошибка, не скажу – грех, а преступление царского правительства было, что использовали казаков для подавления народных волнений и возмущений. Вот этого делать было нельзя. Чего нельзя было делать – нельзя было втягивать казаков в политику» [9]. Это не могло не сказаться на отношениях между казаками и остальным населением империи. В них стали видеть не защитников Отечества, а, в первую очередь, сатрапов и жандармов самодержавной власти.

После Октябрьского переворота первый удар обрушился именно на казачество. 10 ноября 1917 года был принят Декрет «Об уничтожении сословий и гражданских чинов». Тем самым юридически упразднялся статус казаков как особого сословия. А.И. Солженицын говорил: «Казачество – историческая драгоценность России! …. Мы все жестоко виноваты перед казачеством. Коммунистический геноцид, который над казачеством был учинён, – первый геноцид в России и один из первых геноцидов на Земле» [9]. Особенно это проявилось после трагически известного Циркулярного письма Оргбюро ЦК РКП (б) от 24 января 1919 года, где чётко предписывалось: «…самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путём поголовного их истребления… 1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам…» [12, С.244-245].

Лискевич Н.А.,
канд. ист. наук,
ведущий научный сотрудник
ИПОС ТюмНЦ СО РАН

 В рамках широкомасштабного проекта «Сохранение исторической памяти о крестьянских восстаниях 20-х годов ХХ века как способ достижения гражданского мира: цифровая и перформативная перспективы», реализуемого Институтом независимых исследований в области образования, при поддержке Фонда Президентских грантов проводились экспедиционные работы на территории Тюменской и Тамбовской областей [4]. В программе полевых исследований было поставлено несколько основных вопросов: глубина семейной памяти, границы малой группы; семья и восстание, последствия восстания для членов семьи, специфические факты истории восстаний (исторически подтверждённые и широко распространённые слухи), память о восстании в культурном ландшафте, «опредмечивание» памяти, трансляция памяти через официальные институты, оценка практик памяти, восстание и медиа, механизмы передачи исторической памяти и механизмы забвения.

Наш доклад представляет результаты полевых исследований в Армизонском и Абатском районах Тюменской области. Выбор населённых пунктов для полевой работы определялся наличием братских могил жертв колчаковского террора и Гражданской войны [2, 3], установлением в ходе предыдущих интервью потенциальных респондентов, качеством доступных для проезда дорог. Основным методом для сбора материалов было полуформализованные интервью по заранее составленной программе, при отборе респондентов использовалась «восьмиоконная выборка» [5]. Дополнительным методом сбора информации по теме исследования стало копирование материалов местных СМИ, данных из архивов библиотеки, Абатского краеведческого музея и личных архивов респондентов.

Семейная история. Семья и восстание

Глубина семейной памяти у респондентов ограничивается знаниями о двух-трёх поколениях ― родители, деды, реже прадеды. Качество и полнота семейной памяти в большинстве случаев обусловлены совместным проживанием в межпоколенных семьях ― дети, родители, дедушки и бабушки. Именно третье поколение чаще всего обеспечивало устойчивую передачу исторического опыта и семейной памяти, которые респонденты получили в детстве (до 8‑12 лет) либо в «осознанном» возрасте (после 20‑25 лет и старше). Разрыв исторической преемственности между поколениями был связан с раздельным проживанием малых семей, ранним уходом из жизни старших родственников и родителей. По упоминаниям и контексту рассказов респондентов, в 1920-е годы отмечалась активная ротация населения. Вероятно, это было связано со стратегиями адаптации семей к новым социально-экономическим и административно-политическим условиям. Среди основных стратегий можно выделить переезд семьи в более глухие и отдалённые места (чтобы «пересидеть»), отъезд семьи в другой регион, принятие правил нового времени и попытки сделать карьеру на месте для защиты уязвимых родственников. Скорее всего, переезды были характерны, прежде всего, для «скомпрометированных» семей (мобилизация члена семьи в армию белогвардейцев или белочехов, выступление в партизанском/повстанческом отряде, зажиточность и пр.). Возможно, такие переезды сопровождались последующим умолчанием о прежнем образе жизни и именах родственников, выступавших против советской власти. Разрыв в передаче исторической памяти может быть связан и страхом перед властями.

Ярков А.П.,
д-р ист. наук, ведущий эксперт
экспертного научного центра
 по противодействию идеологии
экстремизма и терроризма ТюмГУ

Сложилось несколько стереотипов в отношении отказа всего российского общества от монархических идей и «победного шествия советской власти по Сибири и Дальнему Востоку», а Гражданская война имела различные хронологические рамки. Таким образом, процесс оказался более сложным, в том числе среди мусульман.

С одной стороны, трансформация мировоззрения многих политических деятелей пришлась именно на этот короткий, но насыщенный событиями и явлениями период. С другой стороны, основная масса мусульман была индифферентна по отношению к происходящим событиям, ибо не понимала ни лозунгов, ни целей партий и движений. С третьей стороны, оставались в регионе те из чиновников-мусульман, кто прежде обладал полномочиями, данными ещё царской властью. Таким, например, был Э.И. Хогондоков, с 1916 года – военный губернатор Амурской области. После свержения самодержавия претензий к нему, как и служившим в Благовещенске имаму Янышеву, муэдзину А.(С.) Вагапову со стороны единоверцев не было [1, с. 32-48]. Напротив, в Томске отстранили от должности ахунда Х.А. Хамитова «как человека, тяготеющего к прошлому».

В столице страны 20 марта 1917 года  были отменены ограничения в правах, в том числе вероисповедания, а уже через четыре дня мусульмане Петропавловска молились о ниспослании благоденствия России. Приветствия в адрес Временного правительства прислали мусульмане Тюмени, Томска, Барабы и другие. При большом стечении мусульман города Томска 24 марта 1917 года прошло богослужение за «дарование свободы русскому народу». В состав тюменского Временного исполнительного комитета от мусульман избрали двух человек [2, с. 81].

Как противники царизма, от ссылки были освобождены не только политические и джадиды[1], но и фанатики, а Г.Б. Ваисов – сын основателя ваисовского движения / организации[2] даже возглавлял (хотя и непродолжительное время) Мусульманский комитет г. Тобольска [3].

Надежды, мечты, идеалы были подхвачены многими сибиряками, очевидно, потому, что просто объясняли сложные вопросы бытия – «пороками царизма», с которыми можно покончить. Подхватили эти идеи и мусульмане, учившиеся в джадидских медресе и мектебе, светских учебных заведениях, ибо само стремление к реформации там заложено.

Расквартированные в губернии воинские части выказали лояльность Временному правительству, сняли кокарды и эмблемы, убрали  из названий населённых пунктов (но не всех – татарская деревня Ново-Царицыно до сих пор существует в Омской области) и учреждений все упоминания о самодержавии и династии Романовых. Но вот улица Царская в Тюмени лишь в сентябре 1917 года была переименована в улицу Республики.