А. А. Севостьянов,
научный сотрудник
Заводоуковский краеведческий музей
Осенью 1941 года на станцию Заводоуковская Омской области прибыли эшелоны. Из них на сибирский мороз высыпали 16 – 17 летние подростки в синих авиационных шинелях. Так на Заводоуковскую землю высадился десант будущих покорителей небес и первопроходцев космических далей, курсантов 1-й Московской спецшколы Военно-воздушного флота. «Спецов», как все их называли.
Не раз и не два возмужавшие спецшколята добром отзывались о приютившем их скромном посёлке. И для Заводоуковска появление курсантов-москвичей было событием необычным, которое даже спустя многие годы не изгладилось из памяти наших земляков. Лучше всего рассказать о жизни и быте курсантов в эвакуации могут их ровесники, те, кому в военные годы было по 14 – 16 лет, а то и меньше.
Например, Антонина Марковна Вишнякова была чуть постарше московских курсантов – в июне 1941 года она окончила школу. Её отец, Марк Иванович Некрасов, в те годы работал председателем Сельпо. Именно ему Ялуторовский райком партии поручил быстро организовать питание эвакуированных «лётчиков».
- В железнодорожном клубе сделали столовую, с элеваторской столовой взяли поваров, а нам отец предложил с Шурой Агишевой, моей подружкой, поработать официантками пока не наберут нужный состав обслуги. И вот я там и встретила Комарова и Гончарова. Я потому их запомнила, что рядом с нами жили Комаровы, а Гончаров, думаю, может быть, родственник писателю Гончарову. Преподаватель - или кто у них там считался, командир? - «Комаров, Гончаров, картошку чистить!» И вот два парня садятся, я вот как помню – слева Гончаров сел, беленький такой, и справа Комаров. Ну, я их видела в лицо, но с ними совсем незнакома была и не разговаривала, просто посмотрела я на них и всё.
Потом через некоторое время приходит девушка, её спрашивают: «Кушать будете?». Она говорит: «Буду», и ей, значит, наливают порцию. Лишь потом уже, когда она стала поэтессой, я узнала, это была Юлия Друнина.
Среди спецшколят в первую очередь вспоминают Игоря Чкалова, сына знаменитого на всю страну летчика. Скорее всего, известность его фамилии заставляла наших земляков обращать на него особое внимание. А будущие космонавты никого особенно не интересовали. Однако на Владимира Комарова обратила внимание Александра Игнатьевна Кравчук. Не удивительно – учились наши ребята рядом с москвичами, были ровесниками. Была и ещё одна причина…
- Знала Комарова я. Как знала? Потому что моя девичья фамилия Комарова, и все ребятишки говорили: «Давай мы тебя познакомим. Комаров, может, твой родственник». Я говорю: «Да нет, не должно быть». Всё-таки они нас познакомили, но он был на год меня младше, и никакого общения больше с ним не было.
Чкалов Игорь – ну тоже знаменитость. Он, по-моему, позже приехал, чем остальные курсанты. Мы специально ходили на него смотреть: такой приземистый, но ребятишки его не хвалили, говорили, он заносчивый был.
Хорошо помнит курсантов 1–й Московской спецшколы ВВС и Татьяна Сергеевна Карева. В 1941/42 учебном году она училась в 5 классе. А запомнились ей курсанты, несмотря на все воинские уставы и дисциплину, прежде всего... драками. Татьяна Сергеевна рассказывает:
Помню сына Чкалова хорошо. Помню, его мать, Ольгу, в белой береточке… Когда приезжала, все шептались: «Чкалова приехала, Чкалова мать приехала!» - нам же всё это интересно было, допотопные были, любопытные.
И даже помню, как этот сын Чкалова с Марксом, нашим, заводоуковским парнем скандалили у железнодорожной бани.
Татьяна Сергеевна встречалась с москвичами не только в школе, но и дома: «У нас на квартире жила учительница химии и когда собирались молодые преподаватели, то они рассуждали, а я эти разговоры слышала, и понимаете, они ко мне прилипли и я их до сих пор помню».
Многие наши земляки тепло вспоминают московских и ленинградских учителей. Они произвели неизгладимое впечатление высоким уровнем культуры и интеллигентностью. А. И Кравчук рассказывает: «У нас были преподаватели из спецшколы, своих не хватало. Литературу вёл Архангельский Иван Иванович. Как приехали они, и он до самого отъезда у нас преподавал, только в конце 1943/44-го учебного года, когда они уехали, его сменила Елизавета Дмитриевна Владимирова. А так он всё время у нас преподавал, мы его очень любили. Преподавал у нас химию Рабинович, один из составителей учебника по химии. Он такой мощный был, придёт, в класс входит, скрипят ботинки. Мы его сначала сильно боялись, а потом уважали – свой предмет он знал. А физику у нас преподавал Щербаков, тоже один из составителей задачника по физике»
Не удивительно, что многие ученики нашей школы мечтали стать курсантами спецшколы. И некоторым одноклассникам Александры Игнатьевны это удалось
- У нас, когда мы учились в 9 классе, парней немного уже оставалось. Вот, например Лёня Тарутько ушел в школу после 9 класса и Алик Кубасов тоже ушёл в спецшколу, и потом они, тот и другой, поступили в летные училища.
Старожил нашего города Яков Емельянович Коптяев в мае 1942 года устроился конюхом в летную школу. Был он тогда значительно моложе «спецшколят». Ему бы ещё учиться и учиться, но в Спецшколе давали рабочую карточку и спецодежду. А то, что он ещё запрягать не умел, его не смущало – друг показал, с какой стороны подходить к лошади, а всё остальное пришло с опытом. Он и его друзья возили на лошадях дрова, провизию и другие грузы на склад спецшколы.
«Привезешь дров, говорит он, и идешь в столовую просить что-нибудь поесть, если летчики после обеда оставили». Сначала, по воспоминаниям Якова Емельяновича, курсантов кормили более или менее хорошо, так как были у школы запасы. Кормили какой-то рыбой, хлеба давали курсантам грамм по 700, а ему, как рабочему, 500 граммов. Но вот осенью и зимой кормить стали хуже: на столах появилась мороженая картошка. Столовая была большой, столы стояли в несколько рядов. Само здание было старым: пол и стены были изгрызены крысами, которые выходили из своих нор после того, как, пообедав, уходили курсанты: «Зайдешь в столовую, топнешь ногой, и разбегаются крысы в разные стороны». Также он вспомнил тетю Нюру - повара и Капу - хлебореза.
Он тоже лучше всех запомнил Игоря Чкалова, а остальных он помнит плохо. В его памяти сохранились интересные случаи, участниками которых были «спецы». Яша и другие конюхи возили со складов и с железной дороги, прямо из вагонов, рыбу в бочках, по 4 бочки в телеге. «Везешь, говорит он нам, эти бочки, а курсанты уже поджидают на дороге и кричат, чтобы давали рыбы. Куда, деваться, разобьют курсанты бочку, наберут рыбы и уходят. Приезжаешь на склад школы, там спрашивают, почему разбита бочка - так говоришь, что разбили какие-то курсанты, а спросят какие, говоришь, не знаю, все, мол, на одно лицо». Не держали они на курсантов зла за эту рыбу, ведь время тогда было такое, всем есть хотелось, а если бы их в столовой хорошо кормили, то они бы так не делали. Но не всегда всё так безобидно заканчивалось. Однажды летом пришел тогда на разгрузку вагон с какими-то рулетами, то ли шоколадными, то ли еще какими-то, для летчиков. И вот во время разгрузки один из курсантов - Аркаша - отобрал у него этот мешок. Так дело дошло до того, что потом Аркашу искали, а вот что с ним сделали, Яков Емельянович не знает, ведь они отдельно от курсантов были, да и своих дел хватало.
- Трудно ребятам пришлось в то время, - соглашается с Яковом Емельяновичем Т. С. Карева, - питание было тоже не очень такое. И вот еще помню то: у нас была корова, молочко было излишнее. А писать не на чем было. А вот у этих ребят из спецшколы были очень хорошие тетради, из лощёной бумаги, и нам приходилось подходить к курсантам и говорить: «У вас не будет тетрадки? У меня молоко есть».
Стала Татьяна Сергеевна свидетелем трагедии, произошедшей с курсантами в заводоуковских лесах. Основным предприятием в нашем посёлке в то время был леспромхоз – один из крупнейших в стране. Ежегодно здесь заготавливалось до миллиона кубов леса. И в мирные годы на сезонные работы привлекались жители окрестных деревень. А после мобилизации лесорубов работа зимой на лесозаготовках стала одним из важнейших занятий молодёжи. Трудились там и «спецы». Лесоматериал вывозился по лесовозной железной дороге.
- Там один был мальчик по фамилии Макаров. И когда они грузили на участке дрова для спецшколы, его зарезало поездом. Его похоронили здесь. Из парка таскали всё кедровник, и делали венки не его могилку.
Если не ошибаюсь, кажется, директором спецшколы тоже был Макаров. Так рассказывали, что Володя Макаров всё говорил: «Двум Макаровым в Москву не вернуться…»
И вот в 1943 году, поползли слухи, что собираются переводить школу, а примерно в январе 1944-го подали вагоны. Татьяна Сергеевна вспоминает:
- Конечно, когда уже уезжать им пришлось обратно в Москву, они, значит, к вагону привязали сзади метлу, а мы все это наблюдали, провожали, а девчонки некоторые и плакали… И вот ребята пели песню:
Прощай Сибирь, посёлок,
И прелесть сосен-ёлок.
Столица нас ждёт,
К нам мать подойдёт
Перед самым отъездом школы Я. Е. Коптяев пришел увольняться. Ему ответили, что справку о том, что он работал здесь, дадут только тогда, когда сдаст рабочую одежду: фуфайку, брюки и валенки. Яков объяснил, что больше одеть у него нечего, но ему сказали, что если не сдаст одежду, то и справку не получит. Так и остался Яков Емельянович без справки.
Курсанты - москвичи запали в память наших земляков и вошли в городской «фольклор». Появление в Заводоуковске спецшколы встряхнуло жизнь тихого тылового посёлка. Пришлось преодолеть значительные трудности, чтобы разместить это учебное заведение в населённом пункте, где до войны была всего одна средняя школа, организовать снабжение и обучение московских ребят. Но само знакомство с москвичами влило свежую струю в быт заводоуковцев. С годами интерес к этим событиям только возрастает.
Другие статьи из сборника докладов и сообщений "Наше наследие-2009" вы можете найти в АРХИВЕ сайта "Наше наследие"
